Купцы Морозовы: сказ о трудолюбии, семье и исполнении желаний

Жил-был крепостной крестьянин
Почти два столетия назад у помещика Рюмина из деревни Зуево Богородского уезда Московской губернии жил-был крепостной по имени Савва Васильевич Морозов. Помещик крепостного не выделял среди прочих, но и не обижал. Знал о нем он немного: что родился тот в 1770 году в семье старообрядцев, трудолюбив да покладист. Не боялся никакой работы: был и пастухом, и извозчиком, и рабочим-ткачом, ткачом-кустарем.
В Российской империи крестьяне начинали осваивать «купецкое дело» еще в неволе – вот и Савва Васильевич работал ткачом на небольшой шелковой фабрике Кононова и получал по 5 рублей ассигнациями в год. Со всеми трудностями он ловко справлялся . Порой хозяин фабрики удивлялся редкой предприимчивости и находчивости Морозова.
Когда Савве пришло время идти в солдаты, он, желая откупиться от рекрутства, взял у Кононова крупный заем. Фабрикант, давая деньги, закабалить думал хорошего работника. Но Савва твердо решил выплатить долг и погасил его через два года! Не кражей, не обманом набрал нужную сумму, а честным трудом. Никакой возможности не было отдать долг из скудного жалования – вот Савва Васильевич и перешел на сдельную оплату и усердно трудился, простаивал у станка по 20 часов в сутки.
Такой-то результат и навел его на мысль завести свою собственную мастерскую, что он и сделал в селе Зуеве в 1797 году, хоть капитала имел всего 5 рублей. Жена его, Ульяна Афанасьевна, дочь красильного мастера, была редкой искусницей и знала один секрет, чтоб не смывалась краска с ткани. Этим секретом она и поделилась с мужем – с тех пор его лентам, нанке и ситцу не было равных во всем уезде.

Cвой товар Морозов сбывать в Москве начал. Богатырской стати, длинноногий русский мужик, рукастый, расчетливый, домовитый и уверенный в себе, он был и замечательный ходок. До восхода солнца нагруженный большими тюками выходил из Зуева и к вечеру был у Рогожской заставы. Там уж поджидали его перекупщики. «Не упустить бы товар», думали они и сами повышали цену. Спрос на товары зуевского ткача с каждым днем увеличивался – и это-то подтолкнуло Савву в 1811 году открыть в родном селе небольшую фабрику с наемными рабочими и раздаточную контору по производству хлопчатобумажных тканей.
Бывает, несчастье невзначай счастью помогает. Процветанию Морозовых очень поспособствовал великий московский пожар 1812 года. Погибла тогда вся столичная ткацкая промышленность, а миткаля и ситцу много требовалось. Морозов не растерялся – и стал быстро богатеть.
Дело крепостного торговца так хорошо пошло, что переход в купеческое сословие уже был надобен. Тогда бухнулся Морозов в ноги барину, прося дать вольную. Согласился барин, но цену за свободу Саввы с сыновьями назначил огромную – 17 тысяч рублей ассигнациями. А Морозов не противился и торговаться не стал. Отдал помещику ровно столько, сколько он просил, и ушел с миром.
Уже в 1823 году, будучи свободным купцом, у своего бывшего хозяина-помещика он за 500 рублей купил землю на берегу Клязьмы и перевел туда из Зуева все свои предприятия. Первая фабрика на новом месте заработала в день Николы Чудотворца, и местечко то получило название село Никольское. Немного времени утекло, а уж на фабриках в Никольском работали специалисты английские и станки из Англии стояли, а хлопок туда везли американский.
Спустя почти 20 лет кипучей предпринимательской деятельности почетному потомственному гражданину, купцу первой гильдии, миллионщику Савве Морозову четыре крупнейшие в России ткацкие мануфактуры принадлежали: в Богородске, в Твери и две в Никольском. Уж дряхлым стариком в 1960 году он преобразовал свою единоличную фирму в Торговый дом «Савва Морозов с сыновьями» на паях да в том же году и умер. А после его смерти сыновья продолжили дело семейное, поделив компанию на четыре самостоятельных мануфактуры.
 Четыре ветви одного дерева
От Саввы Васильевича Морозова пошли четыре промышленные ветви рода: богородские – «Захаровичи», тверские – «Абрамовичи», никольские – «Тимофеевичи» и «Викуловичи». Все эти мануфактуры каждая своей жизнью жили, и между братьями началось здоровое, спортивное, можно сказать, соперничество. Каждый превзойти другого пытался и доказать, что его мануфактура лучше.
Старший сын Саввы Морозова – Елисей, выделившись, собственную мануфактуру организовал, но постепенно потерял к ней интерес. Сын его Викула (1829–1894) как предприниматель гораздо более известен. По его имени эта ветвь рода и зовется Викуловичами. В 1882 году он учредил «Товарищество мануфактуры Викулы Морозова с сыновьям в Никольском», самое прибыльное предприятие во всей тогдашней текстильной промышленности России. На фабрику он принимал только староверов, но и достижений прогресса не чурался. Викула часто ездил в Англию, изучал там хлопковое дело и внедрял у себя разные новшества. Для рабочих строились казармы с бесплатным проживанием, больницы, школы, богадельни и даже – вот диво-то –два футбольных стадиона.
Другой сын Саввы Тимофеевича – Захар (1802–1857) – начал еще одну ветвь морозовского рода – Захаровичей, или богородских Морозовых. Компания Богородско-Глуховской мануфактуры была основана отцом еще в 1830 году. И такое вот предприятие в форме товарищества стало первым в центральном районе страны. В его состав входили прядильное, ткацкое, красильное, белильное, ниточное производства и торфоразработки.
Третий сын – Абрам (1806–1856) – основателем тверской ветви рода Абрамовичей считается. Под управлением «тверских» Морозовых – потомков Абрама – находилось предприятие, созданное младшим сыном Тимофеем по просьбе отца. Тверская мануфактура выпускала около тридцати видов хлопчатобумажных тканей, и все они пользовались неизменным спросом на российских ярмарках и за границей славились. Руководили производством Абрам и Давид Абрамовичи.
А вот Иван (1812–1864), получив свою долю отцовского наследства, из семейного дела вышел, и его капитал после смерти единственного сына Сергея в 1904 году перешел в другие руки.
Самой же знаменитой ветвью фамилии Морозовых стали Тимофеевичи — младший сын Саввы Васильевича Тимофей Саввич (1823-1889) и его потомки. О них теперь поведу я, Фаролеро, свой рассказ.

 Младший сын
Первое из предприятий Саввы Васильевича со временем выросло в Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и К°», которая находилась в ведении Тимофеевичей. Она включала фабрики, обеспечивающие бумагопрядильное, ткацкое, красильно-набивное, аппретурное, отбельное, плисорезное производство.
Да и кому, как не Тимофею, было управлять предприятием?! Он отличался неимоверной энергией и деловым чутьем. Все свои силы Тимофей Саввич вкладывал в модернизацию и расширение производства. Опять же, такого злого капиталиста, как он, найти было сложно.
Рабочие на его заводах получали минимальную плату, трудясь по 12-14 часов, и даже дни общероссийских и церковных праздников дирекция частенько объявляла рабочими. До половины заработка забирались штрафами. Штрафовали за песни на рабочем месте (это в ткацких-то цехах, где и своего голоса не услышишь), за грязную обувь, за непосещение церковных богослужений, за то, что зазевался и не снял шапку перед мастером. Люди жили в казармах по три семьи в комнате, да и комнаты-то были фиктивные, разделенные лишь фанерными перегородками. В кабинете Тимофея Саввича никто из служащих компании не имел права сидеть даже во время многочасовых совещаний.
В народе хозяина не любили и слагали о нем немыслимые легенды. Говорили, что крыша его дома выложена золотыми листами. А иной мужик нет-нет да и даст крест, что его хозяин продал душу дьяволу, и теперь его пуля не берет. Из уст в уста передавали, что Тимофей Саввич собственноручно замучил сорок человек, которых закопали в подвале заводоуправления. В общем, могильщиков себе Морозов воспитал, хоть куда. Решительных, озлобленных, голодных.
Так стоит ли удивляться, что с именем его мануфактуры связана одна из крупнейших организованных забастовок рабочих Российской империи. Так она и запомнилась следующим поколениям по имени лютого хозяина – «Морозовская стачка» 1885 года. Выступление было подавлено в короткий срок, организаторов забастовки сослали по этапу, а фабричное руководство, в том числе и Тимофея Саввича Морозова, судили. Но через несколько месяцев осужденные были помилованы государем императором.
Однако нет худа без добра. После стачки Тимофей Саввич отменил на заводе штрафы, уволил ненавистных рабочим мастеров, дал полный расчет тем, кто пожелал уйти с фабрики. Он месяц пролежал в горячке и встал с постели совсем другим человеком. О фабрике и слышать не хотел: «Продать ее, а деньги – в банк». И только железная воля его жены спасла мануфактуру от продажи. Фабрика стала ее собственностью, но управление производством она поручила сыну Савве.

 Русский делец с непомерной нравственной силищей
Новый директор был человеком образованным: закончив химический факультет Московского университета, он слушал лекции в Кембридже, а в Манчестере набирался опыта у мастеров по ткачеству, прядению, крашению тканей.
Получив основательные знания, Савва произвел коренные изменения на фабрике: были резко сокращены штрафы, немного повышена заработная плата, введены «наградные». Кроме того, Савва Морозов первым из русских промышленников стал принимать на работу местных, российских, инженеров, которых тогда начало выпускать Императорское техническое училище в Москве.
На фабрике Савва Тимофеевич был действительно хозяином: он появлялся здесь в любое время дня и ночи, в ткацких цехах наметанным глазом окидывал станки, замечая малейшую неисправность, придирчиво осматривал он ситцы, молескины, вельветы, бывал в прядильнях и в красильнях, заглядывал и в контору найма.
На отцовских предприятиях Савва провел полнейшую модернизацию производства: поставил новые станки, оборудовал все фабрики мощными паровыми машинами, провел электрическое освещение, сократил управленческий аппарат и ввел твердые расценки. Построил трехэтажные каменные общежития для семейных рабочих и дома дешевых квартир, перевел товарищество на девятичасовой рабочий день.
Кстати, первое в России общество трезвости тоже было создано им. Специально для рабочих в «саду отдыха» играл по вечерам нанятый оркестр, а по выходным на летней эстраде выступали приглашенные артисты. Среди них был даже Шаляпин. Рабочим иногда бесплатно раздавали чай и сладости.
Отец боялся, что «социалист» Савва пустит по ветру семейное имущество, и оставил ему лишь незначительные паи, приносящие неплохой доход, но не дающие права решающего голоса. Между тем тревоги отца были напрасны: реорганизованные Саввой фабрики заработали вдвое продуктивнее, чем прежде. Деньги, которые молодой директор, казалось, просто выбросил, весьма быстро вернулись в семью и принесли неплохие дивиденды.
В народе хозяина просто обожали и ласково называли Саввушкой. Он ходил по Никольскому в стоптанных ботинках и запросто разговаривал с людьми. «Вот подождите, - говорил он рабочим, -- лет через десять я здесь улицы золотом замастырю».
Однажды московский журналист написал про Савву: "В Морозове чувствуется сила не только денег. От него миллионами не пахнет. Это русский делец с непомерной нравственной силищей". И не поспоришь! Ведь и легенды о Савве слагали иные, нежели об его отце. Поговаривали, что по вечерам Савва Тимофеевич часто переодевается в крестьянскую рубаху и ходит в таком виде по улицам, а потом того, кого заметил в плохом отношении к рабочему люду, выгоняет без объяснения причин.

 Бог-то бог, да и сам не будь плох
Фамилия Морозовых была известна всем и каждому в России XIX— начала XX века. В ткани, произведенные морозовскими мануфактурами, одевалась вся страна: в ситец — крестьяне и рабочие, в пышный бархат и нежный гипюр — знать и купечество.
Все представители этого семейства отличались сильной волей и умением делать деньги. Несмотря на принадлежность к старообрядцам, они всегда считали: «бог-то бог, да и сам не будь плох».
Старообрядчество наложило свой отпечаток и на методы ведения дел Морозовыми и на их представления о деловой этике. Так, клан «миллионщиков» предпочитал обходиться без сторонних инвестиций — особенно иностранных. И почитал за грех влезать в долги — задолженность Морозовых поставщикам и банкам обычно была ниже морозовских же товарных кредитов покупателям.

Что же стало причиной успеха предприятий династии? Мне кажется, причин было несколько:

• активная предпринимательская позиция семьи;
• стремление к механизации труда и высокому техническому уровню производства.
• непрерывная модернизация предприятий;
• поддержка отечественного образования и привлечение к работе выпускников российских учебных заведений;
• создание лабораторий, где соединялись наука и производство;
• использование наемных управляющих, отменившее исключительную власть собственников предприятий;
• постепенное осознание социальной ответственности перед своими рабочими..

Вклад Морозовых в отечественную культуру велик и многогранен. Благотворительность всегда была доброй традицией московского купечества. Следуя ей, Морозовы выделялись масштабностью и культурной направленностью своей помощи. Значительная часть их многомиллионного состояния шла на благотворительные цели. Они вкладывали огромные капиталы в городскую недвижимость, но в своих личных целях использовали лишь треть зданий, а большую их часть отдавали под культурные или благотворительные цели. Морозовы строили не только мануфактуры, но и университеты, школы, театры, больницы, богадельни и детские приюты, открывали библиотеки и бесплатные читальни для простого народа.
В начале XX века состояние семьи Морозовых, по оценкам журнала Forbes, составило в современном эквиваленте свыше 500 млн долларов, что ставит их на четвертое место в списке богатейших российских предпринимателей своего времени.
Накануне Октябрьской революции в Москве, по подсчетам историков, жило около 60 семей потомков Саввы Васильевича. После октября 1917 года жизнь Морозовых сложилась по-разному: некоторые эмигрировали (Николай Давидович, Сергей Тимофеевич, Петр Арсеньевич и другие), но большинство остались на Родине, где их ожидала пора испытаний и утрат. Национализация отняла у Морозовых не только фабрики и особняки, но и собранные ими художественные и научные ценности. И если текстильные фабрики сохранились и до последних лет играли важную роль в производстве, если бывшие морозовские дома получили новых хозяев и стали выполнять новые функции, то культурным ценностям был нанесен значительный урон. А накопленный Морозовыми опыт предпринимательства и управления производством, традиции духовности и веры и вовсе были преданы полному забвению и поруганию.
О Морозовых я могу рассказывать бесконечно. Они отличались от остальных российских торгово-промышленных «тузов» своей приверженностью семейному делу. История этой семьи может служить всем нам великолепным примером трудолюбия, целеустремленности и успеха.
Многие Морозовы гордились своим купеческим званием и не хотели менять его на дворянское. 120 лет упорной работы пяти поколений Морозовых и 80 лет служения на благо страны, можно сказать, прошли под девизом: «Любовь к России». Ибо эта династия русских предпринимателей, меценатов, ученых и общественных деятелей была династией истинных патриотов своего Отечества.